Capítulo 7: Похождения Ми
Лона рухнула, как сломанная кукла. Её глаза закрылись, и я не могла понять, жива ли она. Моё сердце сжалось, но времени на панику не было. Стражник стоял над ней, его рука уже потянулась к её вороту. Я зарычала, хотя горло горело от боли.
— Ублюдок! — закричала я, бросаясь на него.
Когти вонзились в его шею, но доспехи не дали пробить глубоко. Он вскрикнул и отступил, но его товарищи ринулись ко мне. Один из них замахнулся мечом, и я едва успела уклониться, чувствуя, как лезвие рассекло воздух рядом с моим ухом.
Лона лежала позади меня, беспомощная, и я знала, что не могу её оставить. Я рванулась вперёд, атакуя, но мой удар пришёлся на щит. Боль пронзила руку, но я не остановилась. Хвост яростно дёрнулся, когда я прыгнула, целясь в лицо одного из стражников. Когти прошлись по его щеке, оставляя глубокие борозды. Его крик был сладкой музыкой для моих ушей.
Но радость длилась недолго. Второй удар — не щитом, а тупым концом рукояти меча — врезался мне в грудь. Воздух вырвался из лёгких, и я рухнула на каменный пол, ощущая, как ребра едва не треснули. Лона была рядом, но я не могла позволить себе упасть окончательно. Я поднялась, шатаясь, ощущая тёплую кровь, стекающую по затылку. Один из стражников пнул меня в живот, сбивая снова на колени. Его смех был холодным, зловещим.
— Ты ещё жива, сука? — процедил он, поднимая меч. — Как жаль, что нам не нужны такие твари, как ты, будем значит играть с твоей подругой, пока она не будет умолять нас о смерти.
Лона не двигалась. Я видела её бледное лицо, обрамлённое этими чертовыми волосами, которые, казалось, всегда падали ей на глаза. Злость захлестнула меня. Они не заберут её. Они и пальцем не тронут её. Никто не смеет.
Я зарычала, как раненый зверь, и прыгнула снова. Моё тело горело, каждая мышца вопила от боли, но я не могла сдаться. Меч рассёк моё плечо, ровно в ту-же рану, которую я получила ранее, но я успела впиться зубами в его запястье. Его рука дёрнулась, меч выпал, и я тут же развернулась к следующему противнику. Но их было слишком много. Один схватил меня за хвост и дёрнул так резко, что я рухнула на спину. Голова ударилась об камень, и всё вокруг поплыло. В глазах мерцали тени, но я всё ещё видела их лица. Сколько их осталось? Двое? Трое? Я потеряла счёт.
— Она дикая, — проговорил один, сплёвывая кровь. — Лучше связать её.
— Лона! — закричала я, срывая голос. Если она не очнётся, всё кончено. Она могла взорвать их снова. Только она.
Меня подняли на ноги, держали крепко, но я всё ещё дёргалась, кусалась, била ногами. Моё зрение затуманилось, но я увидела, как один из них схватил Лону за волосы и потянул вверх, проверяя, жива ли она. Я видела, как они бросают Лону на ступеньки, её безвольное тело катилось вниз. Моё сердце сжалось, но я больше ничего не могла сделать. Всё, что я могла, — это не закрывать глаза, не позволить тьме окончательно поглотить меня.
— Не смей! — заорала я, и в этот момент кто-то ударил меня по затылку. Мир на миг стал чёрным, но я всё ещё слышала их голоса, грубые, злорадные.
Я попыталась дёрнуться, но что-то резко впилось в запястья. Руки были связаны за спиной, а мои ноги — привязаны к массивной ножке стола или чего-то похожего. Верёвки грубо натирали кожу, а каждая попытка освободиться приносила лишь новые вспышки боли. Я огляделась. Тусклый свет луны освещал часть зала. Это всё ещё была библиотека, но теперь она казалась вдвое темнее и вдвое страшнее. Все те уютные отблески знаний и истории исчезли, уступив место холодной, жуткой тишине. Повсюду валялись обломки камня и искорёженная мебель, следы недавнего хаоса.
— Лона! — позвала я, но голос прозвучал хрипло, срываясь от усталости. Ответа не было.
Я рванулась снова, пытаясь вырваться из пут. Ноги скользили по полу, но узлы не поддавались. Они были тугими, жёсткими, словно специально завязанными так, чтобы причинять боль. Я зашипела, чувствуя, как верёвка впивается в кожу до крови.
— Чёрт... — прошептала я, задыхаясь от усилий. Сердце колотилось, а голова гудела от ударов. Лона, её забрали. Они утащили её вниз. Образ того, как её тело безжизненно катится по ступеням, вспыхнул в памяти, вызывая волны ярости. Я снова дёрнулась, чувствуя, как верёвки рвут кожу. Горячая кровь текла по рукам, капала на пол, оставляя на камне тёмные пятна. Грудь ходила ходуном, дыхание хрипело, но я продолжала, не останавливаясь. Я должна освободиться. Должна встать. Должна убить их всех. Но верёвки не поддавались.
— Ёбаные ублюдки… — прошипела я, снова дёргая руками. Верёвка впилась в запястья до костей, и я почувствовала, как горячая кровь тонкими струйками побежала по ладоням. Я зарычала от злости, от бессилия, от того, что мои собственные силы не значат здесь ничего.
В голове снова всплыло лицо Лоны. Её мёртвенно-бледное лицо, её безвольное тело, скользящее по каменным ступеням, словно тряпичная кукла. Грудь сжалась так сильно, что я почти задыхалась. Это чувство, эта пустота, она разрывала меня изнутри.
— Уроды! — закричала я, голос сорвался, став хриплым. В комнате раздалось эхо, смешиваясь с моим натужным дыханием. — Это из-за меня! Опять я! Опять я не смогла ничего сделать!
Боль стала слишком сильной. Я замерла, безвольно повиснув на путях, чувствуя, как пульсирует каждая царапина на теле. Мой взгляд упал вниз. Камень подо мной был пропитан пылью и кровью. Моей кровью. Когти на руках были сломаны, кожа содрана. Я сжала кулаки, но это только усилило боль.
— Лона… — прошептала я. Голос сорвался, превратившись в рыдание. Я никогда не позволяла себе плакать, но теперь слёзы хлынули сами. Они стекали по лицу, смешиваясь с грязью и потом. — Я всё испортила. Я опять всё испортила!
Образы всплывали один за другим. Лона — унесённая прочь. Айра — исчезнувшая навсегда. Мама — мёртвая. Папа — мёртвый. Я теряю их всех. Я слаба. Бесполезна.
— Почему?! — я закричала, изо всех сил ударяя головой о деревянную опору. Боль вспыхнула яркой вспышкой, но я снова ударила. Раз за разом. — Почему это всегда происходит со мной?! Почему я такая ничтожная?!
Дерево треснуло, но это не дало мне никакой надежды. Верёвки держались крепко, и я знала, что не могу выбраться.
Я снова попыталась дёрнуться, но тело обмякло, как у куклы. Грудь поднялась, и я с трудом сделала вдох. Каждый звук в этой мёртвой тишине звучал, как насмешка. Капли воды, падающие где-то далеко, будто отсчитывали последние минуты моего поражения.
Я всхлипнула, ярость уступила место отчаянию. Я могла почувствовать, как тёмная тишина этой библиотеки медленно поглощает меня. Это место ненавидело меня. Оно смеялась надо мной.
— Лона… — выдохнула я, чувствуя, как моё тело медленно сдаётся. — Я обещала… Я обещала, что мы всё выдержим… Я вытерла слёзы о плечо, но они тут же полились снова. Я почувствовала вкус соли на губах, смешанный с кровью.
— Я найду тебя… — прошептала я, голос дрожал. — Найду или умру, но не оставлю.
С этими словами я обессиленно повисла на верёвках, чувствуя, как жизнь из меня вытекает вместе с кровью. Боль и злость всё ещё бурлили внутри, как яд, сжигая остатки здравого смысла. Я дёрнулась снова, и верёвки впились ещё глубже, разрывая кожу. Тёплая, липкая кровь уже покрывала мои запястья, стекая вниз, оставляя красные следы на полу. Металлический вкус гнева был во рту.
— Ты не остановишься, ня, — прошипела я себе, сквозь зубы. — Ты не имеешь права останавливаться.
Я, краем глаза взглянула на колонну, к которой была привязана. Древесина была старая, рассохшаяся, а значит я смогу вырваться. Я попыталась поднять ноги, упереться в основание, но боль в боку пронзила меня так, что я чуть не закричала. Я зажала губы зубами, до крови, не позволяя себе издать ни звука. Никто не придёт на помощь. Никто и никогда.
— Ещё раз, — шепнула я, поднимая ноги. — Ты же кошка. Ты же умная. Используй это.
Я упёрлась пятками в колонну и изо всех сил начала давить, всем своим весом, всей своей злостью. Верёвки скрипели, впиваясь в плоть, но я продолжала. Колонна едва дрогнула. Я почувствовала, как древесина под пальцами влажная, прогнившая. Это мой шанс.
— Сгори ты, проклятая! — выкрикнула я, рыча, словно зверь, и снова давила ногами. Вся моя жизнь свелась к этому мгновению, к этим усилиям. Снова и снова. Я не знала, сколько времени прошло. Каждая попытка отнимала силы, но если я остановлюсь, я не переживу эту ночь. Колонна начала подаваться. Я почувствовала, как она дрожит под моим натиском. Ещё немного. Ещё чуть-чуть. Моё дыхание сбилось, я хрипела, как загнанный зверь. Голова кружилась, а перед глазами плыло. В какой-то момент я ударила ногой так сильно, что старая древесина с треском обломилась. И я вместе с ней рухнула на пол.
— Есть! — мой голос был хриплым и вырвался, словно из самых глубин отчаяния.
Но радость длилась всего миг. Освободилась колонна, но не я. Верёвки всё ещё крепко держали запястья. Они впились в кожу так глубоко, что теперь казались частью меня. Я посмотрела вниз на свои руки. Кровь заливала пальцы, кожа была разодрана до мяса.
— Ты сильная, ня, — прошипела я, как молитву самой себе. — Ты можешь.
Я увидела, что обломок стекла бесхозно валяется на полу, острый, словно зуб зверя. Моё сердце екнуло. Это был мой шанс. Я потянулась, изгибаясь всем телом, игнорируя адскую боль в спине. Кончики пальцев касались обломка, но его было недостаточно. Я стиснула зубы, ощущая, как ребра горят, но вытянулась ещё сильнее.
— Давай… давай! — рычала я, снова разрывая свои собственные раны.
Обломок наконец оказался в моей руке. Стиснув его, я начала пилить верёвку. Осколок стекла был неровным, но острым. Я знала, что порежу пальцы, но это было ничто по сравнению с тем, что сделают со мной стражники, когда вновь вернуться сюда. Я пилила, и каждое движение давалось с трудом. Кровь смешивалась с древесной стружкой, пальцы горели, словно их разъедала кислота, но я не останавливалась. Верёвка начала поддаваться.
— Ещё немного, — прошептала я, облизывая пересохшие, но всё ещё очень солёные губы.
Треск. Верёвка ослабла, и мои руки рухнули вперёд. Я не почувствовала ничего, кроме боли. Пальцы онемели, руки дрожали от боли, а мышцы отказывались слушаться. Но я была свободна. Я поднялась, шатаясь, словно марионетка. Мои ноги тряслись, а кровь текла по всему телу. Но я была на ногах, шаталась, словно на грани падения, но должна была двигаться. Вся боль, кровь, слабость — всё это отступало перед гневом, разрывающим меня изнутри. Мои ноги и руки дрожали, а перед глазами всё ещё плыли пятна, но я нашла сумку. Она лежала у обломков стола, словно издевательски напоминая мне о том, как близко была победа, и как быстро она обернулась поражением.
Я схватила её, стиснув окровавленные пальцы на ремне. Сумка была пропитана пылью и грязью, но её содержимое казалось моим последним шансом выжить. Я упала на колени, расстегнула её и сразу наткнулась на нож. Его рукоять была покрыта давно засохшей кровью, которую уже никак не смыть, чтобы я не делала. Я сжала её так крепко, что ногти впились в ладонь.
— Почему ты не сделала больше? — прошипела я себе. — Ты могла убить хотя бы одного. Могла защитить её! Ты позволила им… позволила!
Я ударяла ножом по деревяшкам возле меня, раз за разом. Всё, что я могла, — это рычать, словно зверь. Я представила их лица, их жестокие глаза, их насмешки. Представила, как разрываю их когтями, как нож вонзается в их глотки. В этих мыслях не было ни капли человечности.
— Я слабая, — шептала я, снова ударяя ножом по деревяжке. — Глупая. Бесполезная! Почему, почему ты снова подвела?!
Мои пальцы ослабли, и нож выпал, стукнувшись о пол. Я перевела взгляд на свои руки. Кровь, грязь, порезы, израненные пальцы — они выглядели так, словно принадлежали не мне. Я чувствовала, как дыхание становится всё прерывистее.
Я открыла сумку и начала рыться внутри. Половина огурца, запотевшая бутылка с молоком, обёрнутый в ткань кусок рыбы. Эти жалкие остатки еды, которые мы с Лоной собирались съесть вместе. Моё горло перехватило, но я быстро отогнала эту слабость. Тряпки. Я нашла тряпки.
— Нужно обрабатывать, — сказала я вслух, как будто убеждая себя. — Если ты потеряешь руку, ты потеряешь всё.
Я схватила бутылку с молоком, ощутив её липкую поверхность. Это было наше последнее, но я уже знала, что оно прокисло. Я подняла её к лицу и почувствовала кислый, отвратительный запах. Тошнота подступила к горлу.
— Бесполезное, как и я, — прошипела я, сжимая бутылку так, что пальцы побелели.
Гнев вспыхнул снова. Гнев на себя, на то, как я снова всё испортила, и даже это чёртово молоко теперь было бесполезным. Я не выдержала и с яростью швырнула бутылку в стену. Она с глухим стуком ударилась о камень и разлетелась на осколки, разбрызгивая прокисшее содержимое по полу. Запах стал ещё резче, но мне было наплевать.
— Вот и всё, — выдохнула я, хватаясь за флягу с водой. — Всегда так.
Я отвинтила крышку и сделала несколько жадных глотков. Вода была тёплой, с лёгким привкусом металла, но сейчас она казалась единственным спасением. Горло обжигало, как огнём, но я продолжала пить, пока не почувствовала, как жидкость наконец наполняет меня хоть крошечным подобием жизни.
Откинула сумку, нащупала тряпки и, смочив одну из них водой, прижала к изодранным запястьям. Боль была невыносимой, словно раны воспламенились от прикосновения. Я закусила губу, почувствовав вкус крови. Мои руки тряслись, но я продолжала, промывая грязь и засохшую кровь.
— Давай, сука, — прошипела я, прижимая тряпку сильнее, пока вода не стала темнее. — Терпи. Если бы ты была сильнее, тебе бы это вообще не понадобилось.
Слова звучали в голове эхом. Я пыталась вспомнить момент, когда всё пошло не так. Почему я не смогла остановить их? Почему позволила им схватить Лону? Каждая мысль вонзалась в меня, как нож.
Я резко вылила немного воды на ногу, промывая ссадины. Камень содрал кожу до мяса, но я даже не пыталась быть аккуратной. Грязь, кровь, пыль — всё это текло по полу, оставляя после себя тонкие струйки. Я продолжала работать, несмотря на пульсирующую боль в каждой части тела.
Когда запястья и плечо были перевязаны, я обмотала тряпкой рану на ноге. Узлы были тугими, почти болезненными, но лучше так, чем потерять ногу или руку. Я в последний раз вытерла руки и бросила тряпку в угол.
Сил больше не было. Я упала спиной к стене, тяжело дыша. Тело ныло, руки горели, а в голове билось только одно: «Ты опять проиграла. Опять подвела. Снова одна». Я смотрела на осколки бутылки, на прокисшее молоко, которое растеклось по полу, и чувствовала, как злость угасает, оставляя за собой пустоту. Только эта боль, тупая и неумолимая, напоминала мне, что я всё ещё жива. Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох и выдохнула.
— Лона, — прошептала я. Голос был таким тихим, что я едва сама себя услышала.
Тишина библиотеки обрушилась на меня, словно давящая волна, но я больше не чувствовала её. Всё, что осталось, — это цель. И ненависть к самой себе, которая уже стала привычной.
Я сидела, опираясь на стену, и слушала собственное сердце. Оно билось так гулко, так тяжело, что мне казалось, его стук слышен по всей библиотеке. Тело ныло, глаза закрывались. Я устала. Каждый вдох был похож на отчаянную попытку удержаться на краю пропасти.
Сон подкрался незаметно. Тёмные пятна перед глазами стали густеть, руки бессильно опустились на пол. Голова начала клониться вперёд, и на какое-то мгновение я позволила себе закрыть глаза.
Но сразу же вздрогнула. Тело дернулось, словно кто-то ударил меня в спину. Глаза распахнулись, и я резко выпрямилась, тяжело дыша.
— Нет! — шёпотом вырвалось из груди. Сердце колотилось в бешеном ритме. — Ты не можешь спать, ня. Они могут вернуться.
Я быстро поднялась, чувствуя, как по телу пробежала дрожь. Мысль о стражниках, их шаги, их голоса — всё это врезалось в сознание, заставляя двигаться. Здесь оставаться нельзя. Ни на секунду. Я убрала нож в сумку, затянула ремень через плечо и бросила последний взгляд на осколки молочной бутылки. Я направилась к лестнице. Каменные ступени, ведущие в подвал, всё ещё были покрыты пылью и грязью, но я не думала о том, как мои ноги оставляют на них следы. Каждая ступень отзывалась болью в ногах, но я продолжала идти. Внизу было темно и тихо. Я ощупью нащупала стену, пока глаза привыкали к темноте. Подвал оказался пустым. Запах сырости, пыли и чего-то старого ударил в нос, но здесь не было ничего необычного. Никаких следов, никаких звуков. Только пустота. Моё сердце снова сжалось. Они ушли. Забрали её. Меня бросили. Но я не могла позволить себе об этом думать. Я заметила входную дверь. Она была открыта нараспашку. В проёме виднелась тьма ночи, а холодный ветерок пробивался внутрь, пробегая по моему лицу, словно ледяное предупреждение. Я вышла на улицу, и ночной холод тут же обвил моё лицо, пробираясь под разорванную одежду. Воздух был тяжёлым, сырым, пропитанным запахом камня, пыли и отдалённой гнили. Город словно замер, и я на миг ощутила, что стою в мёртвой тишине. Я огляделась. Земля перед библиотекой была покрыта смесью пыли и грязи, по которой тянулись десятки следов. Но они были хаотичны, старые, стертые. Я не могла сказать, какие из них оставили стражники. Не могла понять, куда они утащили её. На стене рядом виднелись слабые следы копоти, а дальше, в переулке, — отблески луж. Но это ничего не значило. Никаких следов. Никаких подсказок.
— Чёрт… — прошептала я, чувствуя, как холодные пальцы гнева сжимаются вокруг моего сердца. — Куда они пошли?
Я опустилась на корточки, проводя рукой по земле, словно надеясь, что пальцы почувствуют то, что не увидели глаза. Ничего. Просто пыль, мелкие камни и грязь. Я встала, чувствуя, как внутри нарастает ярость, смешанная с отчаянием. Скрипнув зубами, я двинулась вперёд. Каждый шаг отдавался болью в ногах, каждое движение казалось пыткой. Я заглядывала в тёмные переулки, искала любой намёк, любой звук, который мог бы указать мне путь. Но улицы Аликида были безмолвны. Свет в окнах домов едва пробивался сквозь занавески, и даже собаки не лаяли. Город будто вымер, и это молчание давило, проникая под кожу. Я продолжала идти. Сначала уверенно, потом всё медленнее. Каждый новый поворот приводил меня на другую пустую улицу, все они сливались в однообразное месиво камней и теней. Направление терялось, и я просто шла вперёд, не понимая, куда ведут мои ноги. Моя голова была тяжёлой, и в ней снова и снова всплывал образ Лоны. Её лицо, её безвольное тело, её тихий голос, когда она звала меня раньше. Я остановилась в тупике. Узкий переулок с покосившимися домами и глухими окнами казался очередной ловушкой. Я развернулась и снова пошла. Улицы больше не имели значения, я блуждала, как зверь, загнанный в клетку. Куда идти? Где искать? Я пыталась сосредоточиться, но мысли скакали, гнев сменялся паникой, а затем снова возвращался гнев. Я продолжала идти, почти не замечая, куда ведут мои ноги. Шаг за шагом, переулок за переулком, город превращался в бесконечный лабиринт. Мои ноги были словно из камня, каждая новая улица казалась точно такой же, как предыдущая. Всё вокруг размывалось, и, наконец, я остановилась, и тут же рухнула на колени.
Каменный мост остыл за ночь, и теперь он обжигал, словно лёд, впиваясь в кожу сквозь порванную одежду. Я опустилась ниже, закрыв лицо руками. Дыхание перехватило, а боль от израненных запястий напомнила о себе, но это было ничто по сравнению с яростью и отчаянием, которые бушевали внутри меня.
— Где она? — прошептала я, чувствуя, как слёзы снова обжигают глаза. — Где ты, Лона?
Я не могла больше. Моё тело дрожало, а разум кричал, что я уже всё потеряла. Лона, мой единственный луч в этой чёрной яме, исчезла. Её увели, и я не смогла остановить это. Ноги отказались подниматься, руки бессильно сжимались в кулаки. Мир был бесконечно серым. Тусклые огоньки окон вдалеке казались такими далёкими, будто это звёзды, которые никогда не согреют. Всё напоминало мне о том, как беспомощно я снова потеряла её. Как я не смогла ничего сделать. Но я должна была сделать хоть что-то. Мысли медленно выстраивались в голове. Только одно место… Тюрьма. Я резко подняла голову, словно кто-то шепнул это слово мне прямо в ухо. Их всего две на целый город. Одна долговая, где держат тех, кто задолжал. Но Лона не подходит для этого места. Вторая — центральная, рядом с главными воротами. Небольшое, но крепкое кирпичное здание, больше похожее на склад или небольшой казарменный блок, но с решётками. На весь город в ней едва ли поместится больше пятидесяти камер, но её репутация говорила сама за себя: оттуда не сбегают.
— Туда, — прошептала я. Сердце стукнуло сильнее. Они должны были увести её туда. Это единственное, что имело смысл.
Я поднялась, шатаясь, но не позволяя себе упасть снова. Каменная пыль облепила мои колени, и я смахнула её руками, игнорируя саднящую боль. Я начала двигаться. На этот раз у меня была цель. Я шла, игнорируя дрожь в ногах и резкую боль в боку. Улицы, которые ещё мгновение назад казались лабиринтом, теперь медленно начали выстраиваться в путь.
Где-то впереди раздался тихий звук. Глухой удар. Я замерла, напрягая слух. Затем ещё один. И ещё. Это был звук шагов, слабых, тяжёлых. Сердце забилось быстрее, и я сжала нож в руке. Мои пальцы скользили по рукояти от пота и крови.
— Я иду, — прошептала я, устремляясь в сторону звука. Моё дыхание срывалось, а в голове звучала только одна мысль: найти её, пока не стало слишком поздно.
Сердце билось глухо, как барабан, а дыхание было почти неслышным. Если они здесь, если Лона здесь… я должна быть готова к бою. Тишина вокруг была абсолютной, но где-то впереди… я снова услышала это. Тихий стон. Едва уловимый, словно звук умирающего зверя. Моё сердце сжалось, а ноги сами понесли меня дальше, к его источнику.
Передо мной была та самая тюрьма, её тёмные очертания резко выделялись на фоне мрачного ночного неба. Кирпичные стены, проросшие мхом, и узкие окна с решётками выглядели так, словно само это место существовало лишь для страха и боли. Входная дверь, массивная и покрытая следами времени, была распахнута, будто это место приветствовало своих новых обитателей. Свет факелов освещал небольшой двор перед зданием, но всё вокруг оставалось пугающе тихим. Я присела, вглядываясь в эту картину. И тогда я увидела их. Три стражника. Один тащил Лону за плечи, словно она была тряпичной куклой. Её голова бессильно болталась, волосы падали на лицо, она всё ещё была без сознания. Другой шёл рядом, держа оружие, его взгляд был устремлён на тёмные углы двора, будто он опасался нападения. Третий стоял у двери, кивая своим товарищам, чтобы те поторопились.
Против троих я не справлюсь. Они вооружены, я — нет. И если они заметят меня… Лона умрёт первой. Я стиснула зубы так сильно, что боль в челюсти вернула меня к реальности. Нельзя лезть напролом. Я сделала шаг вперёд, ещё ниже пригнувшись, чтобы не выдать себя. Тень, отбрасываемая стеной, укрывала меня, но свет факелов угрожал выдать каждое моё движение.
— Быстрее, — услышала я приглушённый голос одного из них. — Сдаём её и возвращаемся.
Лона дёрнулась, её ноги чуть приподнялись над землёй, но это были чисто механические движения. Она была слишком слабой. Я видела, как её затаскивают внутрь, а дверь с глухим стуком закрывается за ними. Её силуэт исчез, как и все мои надежды проникнуть туда незамеченной. Даже несмотря на ночь, факелы освещали всё вокруг, а стражники были бдительны. Если я сделаю хоть одно неверное движение, меня заметят, и это будет конец — мой и Лоны. Я медленно отошла назад, присев за стеной. Сердце колотилось так, что казалось, стук слышен по всему городу. Моё дыхание участилось, мысли разрывались между отчаянием и гневом.
— Проклятье… — прошептала я, чувствуя, как ярость разрывает меня изнутри. — Проклятье!
Я прижалась к стене, стараясь справиться с дыханием, которое сбивалось от гнева и страха. Я взглянула на нож в своей руке, едва ли годный для настоящего боя. Чего я ожидала? Что смогу просто пройти сквозь них, убить всех и вытащить её?
— Чёрт... — прошептала я себе. Мои пальцы сжали рукоять так крепко, что казалось, она сейчас треснет.
Тюрьма была настоящей крепостью, и даже ночью её не оставили бы без присмотра. Внутри наверняка находились другие стражники. Если я рискну ворваться, меня убьют на месте, не задавая вопросов. Я медленно поднялась на ноги, прячась в тени и наблюдала за дверью тюрьмы. Ночь казалась бесконечно долгой, а холод с каждым часом всё сильнее проникал в кости. Ветер усилился, словно пытался сорвать меня с места и унести туда, где будет ещё темнее. Но я не могла уйти. Лона была внутри. Каждую минуту я ловила себя на мысли о том, чтобы попытаться. Просто выскочить, обрушиться на стражников, разрезать горло одному за другим, вырвать её из их рук. Но я знала, чем это закончится. Моя ненависть и нож — это ничто против железа, организованности и их численности. Если я совершу хоть одно лишнее движение, нас обеих убьют. Время тянулось, как вечно текущая смола. Я видела, как из здания периодически выходили стражники, менялись, кто-то курил, кто-то разговаривал. Их голоса звучали тихо, но в ночной тишине мне казалось, что я слышу каждое слово. Смысл разговоров был мне не важен — я искала хоть какой-то шанс, но его не было. Свет факелов угасал и зажигался снова, отбивая время, а вместе с ним и мою надежду. В какой-то момент я просто прижалась лбом к холодной стене и закрыла глаза. От усталости тело было готово отключиться, но мозг работал слишком быстро, чтобы позволить мне расслабиться. Я снова и снова прокручивала в голове тот момент, когда Лону забрали, думала о своей беспомощности, о том, что я не смогла. Как мне её вытащить? Этот вопрос бился в голове, не находя ответа. Но ночь не вечна. Постепенно, медленно, но уверенно, небо начало сереть. Луна, которая до этого казалась всевидящим глазом, укрылась за облаками, а её место заняли слабые полосы рассвета. Холод ночи не ослабевал, но теперь он смешался с влажным, почти липким воздухом раннего утра.
— Я не справлюсь одна, — прошептала я себе, сжимая нож так сильно, что костяшки побелели.
У меня не было ни плана, ни союзников, ни сил. Я могла только сидеть здесь, как трусливая кошка, наблюдая за этими ублюдками. Моё дыхание становилось всё быстрее, мысли спутывались. Если я останусь, ничего не изменится. Всё это было бессмысленным. Моя голова гудела от усталости, а внутри всё разрывалось от ярости и боли. Я хотела что-то разбить, что-то уничтожить, но вместо этого села на холодный камень, зажмурившись. Ответ был где-то внутри меня, в глубинах памяти, которые я пыталась забыть.
И тогда всплыло одно имя. Брош. Я стиснула зубы. Этот мерзкий тип был частью жизни, от которой я бежала. Он и его шайка. Они помогли мне тогда, когда я думала, что всё потеряно, но цена была слишком высока. Я обещала себе никогда больше не возвращаться к ним. И всё же...
— Проклятье... — прошипела я, чувствуя, как мои когти выскальзывают из подушечек пальцев.
Они могли знать, как найти Кураму Хидэко. Её имя горело у меня в голове, как знак, как последняя надежда. Она была сильнее всех, кого я знала, и могла бы помочь. Но чтобы найти её, мне придётся вернуться к ним. Вернуться туда, где я поклялась не быть. Я ещё раз бросила взгляд на тюрьму. Лона была там, и каждая секунда промедления могла стать последней. Моё сердце сжалось от боли. Я встала, пряча нож за пояс, и шагнула в сторону, где на окраине города меня ждали воспоминания, которых я бы предпочла никогда не касаться.
— Подожди, Лона, — прошептала я, с трудом сглотнув ком в горле. — Я найду тебя. Во что бы то ни стало.
Я шла через город, чувствуя, как улицы будто сжимаются вокруг меня. В узких переулках было темно даже под светом поднимающегося солнца. Здания с обшарпанными фасадами казались слишком высокими, их окна — пустыми глазами, наблюдающими за мной. Где-то на углу послышался детский плач, но я знала, что лучше не поворачиваться. В таких местах любой звук может быть ловушкой. Каждый шаг отдавался болью в израненных ногах, но я продолжала идти.
Я добралась до района, который ненавидела всем своим существом. Узкие переулки сменились более широкими, но всё здесь казалось более грязным и враждебным. Запахи гнили, дыма и дешёвого алкоголя врезались в нос, и мне пришлось зажать рот рукой, чтобы не выдать себя звуком отвращения. Звуки оживляли это место: приглушённые ругательства, редкие вспышки смеха, но даже в этом шуме я ощущала, как страх и подозрительность витали в воздухе. Сердце заколотилось сильнее, когда я увидела знакомые очертания — разваливающееся здание с гнилыми досками вместо двери. Его когда-то называли "логовом", хотя мне больше нравилось слово "могила". Здесь собирались те, кто ничего не боялся потерять. Или те, кто уже всё потерял. Когда-то я была одной из них.
Перед входом стояли двое. Один из них был высоким и худым, его фигура напоминала тень, которая могла раствориться в любую секунду. Второй был коренастым, с массивными руками и угрюмым лицом. Они разговаривали, но их голоса звучали низко, почти как рычание. Я остановилась в тени, наблюдая за ними. Эти люди были не просто стражами. Они были хищниками, и я чувствовала их взгляд, даже если они меня ещё не заметили. Я подошла ближе. Один из них тут же обернулся, его глаза блеснули в утреннем свете. На мгновение мне показалось, что он готов броситься вперёд, но его взгляд изменился, когда он узнал меня.
— Ми? — Его голос был глубоким, с нотками удивления, но всё равно напряжённым.
— Мне нужен Брош, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. — Это важно.
Они переглянулись. Худая тень ухмыльнулась, обнажив зубы, а коренастый нахмурился. Я видела, как он не доверяет мне. Они оба знали, что я ушла отсюда без разрешения. Они знали, что я нарушила неписаные правила.
— Ты знаешь, что он не любит таких визитов, — сказал коренастый, его голос звучал угрожающе, хотя он ещё не двинулся с места. — Особенно от тех, кто предал его.
— Это касается не только меня, — я сделала шаг вперёд, сжимая нож за поясом. — Это касается Курамы Хидэко.
Их лица изменились. Даже коренастый слегка напрягся, его брови взлетели вверх, как будто я произнесла заклинание. Имя этой женщины было знакомо каждому, кто жил в тени. Это было имя, которое могли произнести только те, кто был готов платить.
— Жди здесь, — коротко бросил коренастый, а затем направился внутрь.
Оставшись одна с высоким, я чувствовала, как напряжение заполняет воздух между нами. Он смотрел на меня так, будто пытался вспомнить, как я ушла. Или, может быть, думал, как вырезать у меня сердце за старые обиды. Его взгляд жёг, но я держалась.
— Зачем ты пришла сюда, Ми? — наконец сказал он, его голос звучал почти как шёпот, но от этого становилось только страшнее.
— Не твоё дело, пёс, — ответила я, не отводя взгляд.
Он усмехнулся, но в его глазах был холод. Казалось, что этот момент длился целую вечность, пока коренастый не вернулся и не махнул мне рукой.
— Иди. Но помни, Ми, — сказал он, остановившись у входа. — Если ты снова сбежишь, никто тебя не спасёт.
Я шагнула внутрь, чувствуя, как холодок пробегает по спине. Логово встретило меня своим привычным запахом: смесью плесени, крови и старого табака. Но теперь это место казалось ещё более мрачным, чем в моих воспоминаниях. Всё внутри было как будто покрыто слоем пыли и тени. Каждый шаг отдавался глухим эхом, и казалось, что стены наблюдают за мной.
Брош ждал меня в дальнем углу комнаты. Его массивная фигура казалась неподвижной, как статуя, но я знала, что под этой внешней неподвижностью скрывается зверь, готовый разорвать любого, кто ему не понравится. Его глаза блеснули в тусклом свете, когда он поднял голову.
— Ми, — произнёс он, и в его голосе прозвучало всё: и насмешка, и угроза, и интерес. — Я думал, ты умерла.
Я сделала глубокий вдох и шагнула ближе. Теперь мне придётся вспомнить всё, что я ненавидела в этом месте. Теперь мне придётся просить у него помощи.
Брош откинулся на кресле, его глаза, сверкающие в полумраке, впивались в меня, словно хотели разорвать на части. В воздухе витал запах дешёвого табака и чего-то гнилого, смешанного с тяжелым дыханием людей, которых я видела вокруг. Я стояла прямо, хотя всё тело кричало, чтобы я отвернулась и убежала.
— Так ты жива, — наконец проговорил он, ломая тишину. Его голос был низким и хриплым, как скрежет металла по камню. — Удивительно. Я был уверен, что Хидэко разорвала тебя на части. Она ведь любит, когда её рабы делают ошибки.
Я напряглась, с трудом удержав себя от того, чтобы не скривиться. Этот ублюдок умел цеплять за живое, но я не могла позволить ему почувствовать, что у него есть власть надо мной.
— Да, Курама Хидэко спасла мне жизнь, — произнесла я, медленно подходя ближе. Голос звучал ровно, но внутри всё горело от ненависти. — А взамен… забрала её. Я не могла вернуться сюда. Ты понимаешь, что значит быть её собственностью?
Он рассмеялся. Громко, резко, так, что его люди, стоящие у стены, тоже ухмыльнулись, словно это был приказ.
— Собственностью? — переспросил он, откинувшись назад и постукивая пальцами по столу. — Ты всегда была занозой в заднице, Ми. Даже с ошейником ты остаёшься такой. Думаешь, я поверю, что ты не могла вернуться?
— Ты можешь верить во что хочешь, — я встретила его взгляд, понимая, что если сейчас он почувствует фальшь, всё закончится. — Но я здесь, верно? Если бы не она, я была бы мертва.
Брош наклонился вперёд, его глаза сузились. Я чувствовала, как его внимание стало острее.
— Так зачем ты здесь? — спросил он наконец. — Неужели вернулась, чтобы снова стать частью моей семьи? Или у тебя есть что-то для меня?
— Курама Хидэко, — бросила я, вкладывая в это имя столько яда, сколько смогла. Я сделала шаг вперёд, чувствуя, как каждый мускул в теле сжимается от напряжения. — Я хочу её убить.
Тишина накрыла комнату, будто мои слова заглушили даже привычный шум этого места. Один из людей Броша, худой с уродливым шрамом на щеке, издал нервный смешок.
— Убить её? — Брош прищурился, и в его голосе зазвучала насмешка. — Ты сошла с ума, Ми?
— Может быть, — ответила я, глядя ему прямо в глаза. — Но она сделала мою жизнь адом. Каждый день, когда я была рядом с ней, она ломала меня. А когда мне удалось сбежать, я поклялась, что вернусь за ней.
Я сделала ещё шаг вперёд, стараясь не замечать, как мои ноги дрожат. Я знала, что это рискованно. Но я видела их лица. Видела, как имя Хидэко заставило их нервничать. Каждый в этой комнате хотел её смерти. Каждый из них боялся сделать первый шаг. Я давала им выход.
— Я знаю, что вы ненавидите её так же, как и я, — продолжила я, сжимая кулаки, чтобы удержать голос от дрожи. — Я знаю, что она держит вас в страхе. Это не должно быть так. Вместе мы можем положить этому конец.
Брош рассмеялся. Его смех был грубым и тяжёлым, как удар молота, но в нём не было радости. Он откинулся назад, постукивая пальцами по подлокотнику.
— Значит, ты хочешь, чтобы мы помогли тебе убить её? — спросил он, подняв бровь. — И зачем это нам? Мы знаем, что она держит нас всех под каблуком. Но ты, Ми... ты всегда была хороша в том, чтобы удирать, когда запахнет жареным.
— Потому что я уже не боюсь её, — ответила я, не сводя с него взгляда. — Потому что я могу сделать то, на что никто из вас не решится. Но мне нужно знать, что вы меня поддержите, если что-то пойдёт не так.
Его лицо на мгновение стало серьёзным, а затем он снова усмехнулся.
— Ты умная заноза, — проговорил Брош, вставая с кресла. Его движения были ленивыми, но угрожающими, как у зверя, который привык наслаждаться чужим страхом. Кресло заскрипело, когда он поднялся, и его тяжёлое дыхание заполнило комнату. От него несло алкоголем, потом и чем-то сладковато-протухшим, будто он только что вылез из гнилой лужи. Я почувствовала, как желудок сжался от отвращения, но не дала этому проявиться. Он взял кружку с мутной жидкостью со стола, хлебнул, и часть её потекла по его бороде, капая на грязный пол. Он провёл языком по губам, словно пытался удержать последние капли, и бросил кружку обратно на стол с глухим стуком.
— Может, даже слишком умная, — добавил он, подходя ко мне ближе. Его глаза блестели странным светом, как у человека, который видел слишком много грязи, чтобы что-то ещё могло его удивить. — Но если ты действительно готова рискнуть всем, чтобы снять её с пьедестала...
Он сделал ещё шаг, и теперь его массивное тело нависало надо мной, а запах алкоголя и несвежего табака обрушился, как волна. Я едва удержалась, чтобы не отступить. Он ухмыльнулся, словно заметил мою борьбу с отвращением, и его рука резко хлопнула меня по заднице. Громкий хлопок эхом разнёсся по комнате.
— Тогда почему бы не доказать мне это прямо сейчас? — произнёс он с мерзкой ухмылкой. Его глаза скользнули по мне, и в них блеснуло что-то, от чего хотелось вымыться целиком. Я сжала кулаки, чувствуя, как кровь бросилась в лицо. Желание врезать ему ножом было почти невыносимым, но я понимала, что он только этого и ждёт.
— Держи свои руки при себе. Или я начну с тебя.
Он засмеялся, громко, смачно, и его смех наполнил комнату, как дурной запах. Его люди за его спиной тоже захихикали, подхватив его настроение. Этот смех звучал, как насмешка над самой идеей сопротивления. Брош сделал ещё шаг, его лицо было так близко, что я видела остатки какой-то еды в его бороде.
— Я тебе поверю, кошка, — сказал он, и в его голосе звучала насмешка, от которой хотелось разорвать его на части. — Только знай: если ты подставишь нас, я лично сделаю так, чтобы собаки облизывались твоими костями, будем пускать тебя по кругу до последнего вздоха.
Я не ответила. Моё тело горело от ярости, но я заставила себя развернуться и уйти, не дав ему удовольствия увидеть мою реакцию. Позади раздался его грубый смех, а я шагала прочь, чувствуя, как этот запах и прикосновение всё ещё преследуют меня. Проклятый ублюдок, подумала я. Я найду Лону. И я доберусь до Хидэко. Но если ты попробуешь ещё раз… я вернусь и срежу твою мерзкую руку.
Я вошла внутрь казармы — так это место когда-то называли в шутку. По факту, это был заброшенный склад, который никто не хотел восстанавливать. Серые, покрытые плесенью стены угрожающе тянулись вверх, пропитанные влагой, а потолок провисал под тяжестью гниющих деревянных балок. Где-то в углу капала вода, образуя мутную лужу, от которой несло тухлятиной. Пол был усеян грязью, обрывками старых тряпок, костями, которые никто не удосужился убрать, и мусором, настолько древним, что он стал частью этого места. Сквозь стены протягивался тусклый свет из узких окон, забитых деревянными досками. Воздух был затхлым, с привкусом перегара. Здесь всегда пахло сыростью и потом, а сейчас — ещё и дымом от дешёвого табака, который один из бандитов лениво курил в углу. Все головы повернулись ко мне. Глухое оживление пронеслось по комнате, как предупреждение о том, что я не должна была здесь появляться. Пять или шесть человек — все они были частью этой банды, все знакомые лица, и каждое из них сейчас смотрело на меня с презрением.
— Гляньте, кого к нам занесло, — протянул один, высокий, с впалыми глазами. Его голос был как скрежет ножа по кости. — Наша кошка вернулась?
— Хватит, — бросила я, стараясь не обращать внимания на их голоса. — Мне нужна койка.
— Ну конечно, — усмехнулся другой, массивный, с бритой головой, его глаза блеснули хищным огоньком. — Ты уверена, что не хочешь поторговаться? У нас здесь всё дорого.
Смех прошёл по комнате, как волна, но я проигнорировала их. Я подошла к свободной койке в углу, которая выглядела не лучше, чем всё остальное. Вечно пыльные простыни, тёмные пятна, которые лучше не рассматривать, и доски, скрипящие даже от моего лёгкого веса. Я села, чувствуя, как боль в теле усиливается. Раны снова открылись, и из них капала кровь.
— Ты, конечно, наглая, Ми, — сказал первый, поднимаясь и приближаясь ко мне. Его ухмылка была не менее мерзкой, чем взгляд. — Сначала уходишь, потом возвращаешься, как будто тебе тут рады.
— Я не пришла, чтобы вас радовать, — ответила я, подняв голову и встретив его взгляд. — У меня свои дела. Если хочешь что-то узнать, спроси у Броша.
Его улыбка слегка угасла. Имя Броша всегда действовало на них, как ошейник. Никто не хотел пересекаться с ним напрямую, и я знала, как использовать это в свою пользу.
— Ладно, делай что хочешь, — бросил он, отступая, но его глаза всё ещё оставались настороженными.
Я достала из сумки тряпки и флягу, чувствуя их взгляды на себе. Это место было волчьей ямой, где малейшая слабость могла стоить жизни. Я намочила тряпку и начала вытирать раны. Боль пронзила меня так, что я едва не выронила флягу. Я смочила тряпку водой и прижала её к израненным запястьям. Вода текла по коже, смешиваясь с грязью и кровью, капая на пол. Боль вспыхнула, как огонь, но я стиснула зубы, подавляя любой звук.
— Гляньте, какая у нас тут леди, — протянул другой голос, низкий и хриплый. — Моет ручки? Может, тебе ещё тазик принести?
Я снова прижала тряпку к ране, и боль снова вспыхнула. Старая кровь уступала место свежей, но я продолжала, пока раны на запястьях не очистились достаточно, чтобы я могла их перевязать. Я затянула ткань туго, игнорируя онемение в пальцах. Мои ноги, изодранные после долгих блужданий, тоже требовали внимания. Одна из ссадин была настолько глубокой, что кожа вокруг покраснела и опухла. Я промывала её водой, чувствуя, как липкая грязь и кровь стекают вниз, оставляя красноватые разводы на полу.
— Тебе помочь? — спросил один из мужчин, его голос был ленивым, но с ноткой угрозы.
— Лучше себе помоги, — бросила я, не отвлекаясь. — Хотя мне всегда казалось, что ты ничего толкового сделать не можешь.
Его лицо исказилось, но я знала, что он не осмелится подойти ближе. Никто из них не осмелится, пока не будет сигнала. Я промыла раны на ногах, и наконец выдохнула. Боль пронзала всё тело и перематывать раны было то ещё удовольствие. Один из мужиков молча подошёл ко мне, встал на одно колено и начал помогать заматывать раны не вынимая сигарету изо рта.
Мужчина молча опустился на одно колено передо мной, его грубые пальцы сжимали полоску ткани, а в уголке рта дымилась сигарета. Дым обжёг мне глаза, и я почувствовала, как слёзы подступили к ним. Тёплые капли начали скатываться по щекам, но я быстро отвела взгляд, притворившись, что сосредоточена на своих ранах.
Я не могла позволить им увидеть это. Ни за что. Если хоть кто-то заметит, что я плачу — даже от едкого дыма — они не упустят возможности расколоть меня ещё сильнее.
— Не дёргайся, — хрипло сказал он, не глядя мне в лицо. Его голос был низким, ровным, но в нём не было той язвительности, что звучала у остальных. Он говорил так, будто это было его рутиной — обматывать раны тем, кто нуждается, но ничего не ждать взамен.
Его руки работали быстро, уверенно. Ткань ложилась ровно, плотно, как будто он делал это уже тысячу раз. Каждый новый оборот ткани приносил мне боль, но я молчала. Лишь закусила губу так, что ощутила металлический привкус крови.
Когда он закончил, я подняла взгляд. Он ничего не сказал, лишь встал и направился обратно в свой угол. Его походка была тяжёлой, но уверенной, как у человека, который не тратит слова попусту.
— Благодарности не будет? — прошипел один из тех, что сидел в другом углу. Его голос прозвучал громче, чем нужно, чтобы все услышали.
— Я не просила, — ответила я, резко, сохраняя взгляд на своих ногах.
Мужчина, который только что помогал мне, бросил взгляд в сторону своего собеседника, но ничего не ответил. Лишь глубже затянулся сигаретой, а затем уселся на своё место. Но через пару минут он снова встал. Я заметила, как он вышел за дверь, не сказав ни слова. Остальные вернулись к своим делам, а я опустила голову, пытаясь успокоить дыхание.
Через какое-то время он вернулся. В руках он держал грязное, но всё ещё тёплое одеяло и подушку, которая на вид казалась твёрдой, как камень. Он молча положил их рядом с моей койкой, не глядя на меня.
— Ночью тут холодно, — сказал он просто, затушив сигарету об стену.
Я не ответила, но мои пальцы сами потянулись к одеялу. Оно пахло сыростью и потом, но тепло от него распространялось мгновенно, как только я натянула его на плечи. Подушка была жёсткой, но, по сравнению с голыми досками, она казалась роскошью. Он вернулся на своё место, не удостоив меня больше ни словом, ни взглядом. Остальные ничего не сказали, но я чувствовала их косые взгляды. Они всё видели. И ненавидели ещё больше. Я опустила голову, натянув одеяло выше, скрывая лицо в тени. Тишина была тяжелой, но я чувствовала, как сердце начинает биться медленнее. Этот мужчина... он не держал на меня зла.
— Спасибо, ня, — тихо произнесла я, так, чтобы только он услышал. Голос сорвался, но я не позволила себе поднять глаза.
Он замер на мгновение, словно слова застали его врасплох. Потом я краем глаза заметила, как уголки его губ слегка дрогнули, превращаясь в слабую улыбку.
— Давно не слышал от тебя этого, — хрипло произнёс он, но не добавил ничего больше. Его голос прозвучал странно мягко, почти тепло, что не вязалось с этим местом.
Я молча повернулась на бок, обняв грязное, но тёплое одеяло. Всё тело ныло, раны пульсировали, но наконец я могла закрыть глаза хотя бы на миг. За спиной я слышала, как он вернулся к остальным. Между ними начали звучать ленивые фразы, приглушённые смешки и грубые слова. Всё это казалось далёким, как шум дождя.
Через некоторое время их шаги начали раздаваться по комнате. Я услышала, как дверь скрипнула, а затем захлопнулась. Они уходили, кто по своим делам, кто просто, чтобы убить время. Место становилось всё тише. Их тяжёлое присутствие растворилось, оставив меня в относительном покое.
Я повернула голову, прислушиваясь к затихающим шагам, и позволила себе сделать глубокий вдох. Воздух был всё таким же затхлым, но, по крайней мере, больше никто не смотрел на меня. Веки стали тяжёлыми, как камни, и я наконец позволила себе уснуть. Мир вокруг меня растворился. Казарма с её запахами, грязью и враждебностью ушла куда-то на задний план. Всё, что осталось, — это тишина и тепло одеяла, которое всё ещё пахло сыростью, но всё же спасало от холода. На миг я смогла забыть о боли, о ранах и о том, что ждёт меня впереди. Я заснула.
Я проснулась от тяжёлого толчка в бок. Резкий, грубый, но не сильный, скорее просто, чтобы вернуть меня в реальность. Веки с трудом поднялись, и первое, что я увидела, — массивная фигура Броша. Он стоял над моей койкой, запах перегара и табака обрушился на меня с новой силой, но теперь в его взгляде не было той пьяной беспечности, которую я видела раньше.
— Подъём, кошка, — пробурчал он, скрестив руки на груди. — Мы с тобой ещё не закончили.
Я села, натягивая одеяло на плечи, чтобы хоть немного согреться. Боль в теле напомнила о себе сразу, но я заставила себя не показывать слабости.
— Уже пора? — спросила я, встречая его взгляд.
— Да, пора, — коротко ответил он, развернувшись к выходу. — Давай, шевелись. Нам нужно поговорить.
Он не ждал, пока я встану, и направился к выходу, его шаги тяжело отдавались по деревянному полу. Я бросила взгляд на пустую комнату. Я глубоко вздохнула, встала, одёрнув одежду, и последовала за ним. Брош ждал снаружи, возле входа. Воздух был сырой, пропитанный утренней влагой. Серый свет скользил по покосившимся стенам, освещая лужи на земле и мусор, валяющийся вдоль дороги. Он прислонился к стене, куря очередную сигарету, и молча наблюдал за моим приближением.
— Ну, что ты хотела обсудить? — бросил он, не глядя на меня, но его тон был холодным, как нож.
— План, — ответила я, встав напротив него. — Если мы собираемся сдвинуть Кураму Хидэко с её пьедестала, я должна знать, кто готов помочь.
Брош рассмеялся, но в его смехе не было веселья. Он выдохнул густой клуб дыма, который ударил мне в лицо, заставляя прищуриться.
— Ты что, правда думаешь, что я соглашусь пойти на это так сразу? — спросил он, снова глядя на меня так, будто я была куском мяса. — Давай так. Ты мне сначала докажи, что готова драться до конца. А потом, может быть, я решу, с кем из моих ребят можно тебя пустить.
— Доказывать? — переспросила я, сжимая кулаки. — Ты серьёзно?
— А ты что думала? — его улыбка стала шире. — Что я просто так дам тебе доступ к тем, кто ещё не забыл, как ты исчезла? Ты ведь сама знаешь, Ми: здесь всё нужно заслужить.
Я прикусила губу, чувствуя, как внутри закипает ярость. Но я не могла позволить ей вырваться наружу. Не сейчас.
— Хорошо, — выдохнула я, посмотрев ему прямо в глаза. — Что ты хочешь, чтобы я сделала?
— Для начала… — он прищурился, словно раздумывая, как сильно он может меня унизить, прежде чем продолжить. — Давай проведём проверку. Завтра, вечером будет встреча с одним человеком. Ты пойдёшь и выяснишь всё о нём, что сможешь. Без ошибок, кошка. Иначе, а что это я перед тобой распинаюсь. Подробности узнай у Ганса.
Я кивнула, сдерживая гнев. Брош наслаждался каждым моментом, когда он мог чувствовать себя хозяином положения. Но если я хотела вытащить Лону, мне придётся вытерпеть это. Пока.
— Ладно, — ответила я.
Он бросил окурок на землю, раздавил его каблуком и наклонился ко мне так близко, что я снова почувствовала его запах.
— А пока… готовься. Будет весело. Очень весело.
Он выпрямился, развернулся и ушёл, показав жестом на здание, что стояло рядом с казармой. И просто ушёл.
Когда я вошла, Ганс сидел в тени, его клинок размеренно скользил по камню, а воздух был наполнен звуком заточки. Он ничего не сказал, даже не поднял взгляд. Это была его манера — не тратить слов зря. Но от него всегда исходила странная уверенность, как от человека, который видит больше, чем говорит. Этот звук — скрип металла по заточке — был для него словно музыка.
Я подошла ближе, но остановилась на расстоянии. Его тишина всегда заставляла задуматься, что у него на уме. Я решила заговорить первой.
— Вернулась, — коротко бросил он, словно это не требовало обсуждения.
— Брош дал задание, — ответила я, подходя ближе. — Сказал, ты знаешь детали.
Он усмехнулся, но не остановился. Его руки продолжали скользить ножом по камню, и этот звук эхом отдавался в комнате.
— Конечно, знаю, — сказал он, наконец положив клинок на стол. — Ты ведь та, кого всегда бросают на самое дерьмо.
Я не ответила. Вместо этого просто села напротив, наблюдая за тем, как он протирает клинок тряпкой. Он был единственным, кто не осыпал меня язвительными замечаниями или угрозами. Возможно, он считал это пустой тратой времени. Возможно, ему просто было всё равно.
— Твой клиент Ясуо... — протянул он, словно пробуя имя на вкус. — Тот ещё ублюдок. Умный. Хитрый. И жутко неприятный.
Он отложил клинок, наконец полностью посмотрев на меня. В его взгляде читалась странная смесь предупреждения и безразличия.
— Он любит две вещи, — продолжил Ганс. — Свою власть и путан. Особенно тех, кого он считает своим трофеем. Если хочешь вытащить из него информацию, будь готова сыграть по его правилам.
— Где я могу его найти? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал твёрдо.
Ганс кивнул в сторону двери.
— "Серебряный дракон". Он там почти каждую ночь. Чем он там занимается, думаю, не трудно понять. — Его взгляд стал ещё более тяжёлым.
Я сжала кулаки, ощущая, как ярость и тревога борются внутри меня.
— Спасибо, — коротко бросила я, разворачиваясь к выходу.
— Ми, — его голос снова остановил меня. — Возвращайся скорее, ня
Моё коронное "ня" из его уст звучит так странно. Как будто медведь попытался станцевать балет посреди чащи. Но я улыбнулась и ему и вышла. Я пошла к "Серебряному дракону" через узкие переулки, выложенные скользкими от дождя камнями, чтобы никто меня не увидел. Здание стояло в стороне от основной улицы, в конце переулка. Оно было невысоким, этажа три, фасад выстроен из темного кирпича. В одном из окон пробивался тусклый свет, от которого грязные стёкла казались ещё более мутными. На стене висела красивая вывеска — серебряный дракон. Я остановилась на мгновение, осматривая здание. Оно выглядело так, будто его только построили, это выглядело очень контрастно по сравнению со всеми, окружающими домами.
Estado de energía semanal
-- Ranking de
Poder 
-- Piedra de
Poder